Мы дрались на бомбардировщиках - Страница 71

– Скажите, на Ваш взгляд, при боевом бомбометании на Пе-2 какова средняя точность попаданий в процентах от «полигонной»?

– Процентов 25–30. То есть на такую цель, в которую мы на полигоне с первого раза попадаем, в боевой обстановке надо затратить в 3–4 раза больше вылетов.

Вот бомбили мы Нарвский мост. Зенитками он был прикрыт очень сильно. Перед ударом сделали обычные расчеты – сколько самолето-вылетов требуется для уничтожения этого моста. Подсчитали – вышло 90 самолето-вылетов. Это теория. А что получилось на практике?

Атаковали мы этот мост всем полком. 27 самолетов – три «девятки» на вылет, 108 бомб. Первый вылет – нет попаданий. Второй – нет попаданий. Третий – попадает в мост только одна 250-кг бомба. Правда, ее одной хватило – одна из секций моста (что к берегу примыкала) рухнула. Вот и получается, что для уничтожения моста нам понадобился 81 самолето-вылет. Да и то потом (когда Нарву освободили) смотрели, как бомба попала, и выяснилось, что подрыв произошел сбоку-снизу. Бомбили-то МСТАБами, и, похоже, что эта бомба, уже пролетая мимо, зацепилась крюком за край секции, «закрутилась» и взорвалась под нею. Бомбили б этот мост обыкновенными ФАБами, наверное, и на третьем бы вылете не попали.

Не думаю, что у немцев на «Штуках» процент попаданий был выше.

– Вот такой вопрос: Вам очень страшно было?

– Еще как! Человеческая натура построена так, что каждый человек боится умереть. И ты, и я. Да, и я боялся умереть. Только одни люди могут это преодолеть, своим характером, настойчивостью, а другие – не могут. Так вот тех, которые не могут, их записывают в трусы, хотя страх это естественно. Мы просто не можем оценить величину страха, который наступает у этого человека.

Даже взять меня. Вот лечу я – наслаждаюсь, а потом сразу как дам! В пике, чуть ли не головой в фонарь! Пикирование – это очень страшная вещь. Но привык. Человек ко всему привыкает, даже к страху. Надо только себя вначале пересилить, а потом и пикирование, и бой для тебя делается привычной работой.

– Скажите, а сколько раз Вас представляли на звание Героя Советского Союза?

– Дважды, нет, даже трижды.

Первый раз – после удара по «Ниобе», у меня уже было около 80 боевых вылетов (а 80 боевых вылетов уже само по себе давало право на получение Героя). Второй раз – сразу после войны, за 139 боевых вылетов. И третий раз – уже во времена Хрущева, я уже демобилизовался. Третий раз городской военком подсуетился, сам подал на меня документы (я к этому никакого отношения не имел), но ему из Москвы ответили примерно так: «Товарищ Аносов за свои боевые заслуги в Великой Отечественной войне Родиной награжден достойно». Почему получилось именно так? Не хочу я об этом говорить… Поверь мне, я ни на кого не в обиде, и наградами я и вправду не обделен, вон у меня всего сколько – и орден Ленина, и целых четыре Красных Знамени, и вот моя любимая, «За оборону Ленинграда». Я этой медалью очень горжусь.

– Такой вопрос, может быть, некорректный: у нас дури на войне было много?

– Много. Особенно в первой половине. Как с ума сходили.

Помню, училище эвакуировали, старались по возможности вывезти имущества и техники как можно больше. И попадаем мы на крупнейшую авиационную базу неподалеку от Ейска. Гигантские склады имущества. Мы вывозим училищное, а рядом с нашими, училищными, складами стратегические склады авиаимущества. Чего там только не было – регланы летние, регланы зимние, меховые комбинезоны, шерстяные авиационные свитера, шерстяное и шелковое белье, подшлемники, шлемофоны, очки, краги, сапоги, унты, обмундирование и т. д. и т. п. – столько всего! Мы, курсанты, никогда этого «богатства» и не видели. И все великолепного качества! Но не наше. Мы пытались хоть часть забрать – нельзя! Приказано уничтожить! Да раздайте же все это курсантам – нельзя, приказано уничтожить! И вот на наших глазах заходил на склад солдат с ранцевым огнеметом – пых! пых! – заполыхало. Все! Приказ Верховного Командования выполнили! Жуть!

А вот уже сейчас вспоминаю некоторые боевые вылеты… Да на кой же хрен мы их делали?! Вот боновые заграждения в Финском заливе бомбили. Для чего?! Это что, дамбы, которые можно бомбами разнести? Это же металлические сети, им вреда от бомбовых взрывов столько же, на сколько рыбацкая сеть от ветра защищает. А ведь послали «четверку» Саши Метелкина без истребительного прикрытия. И Саша погиб, и с ним еще два экипажа. Какой парень отличный был и летчик опытнейший! По дурости потеряли.

Или докладывает разведка, что возле эстонского побережья засечено скопление БДБ. Двадцать одна штука. И вот бомбим мы их каждый день. Каждый вылет три-пять экипажей теряем – истребительное противодействие сильнейшее, поскольку аэродромы немецкие – вот они, сами к ним «в гости» летим. А топим в лучшем случае три-четыре баржи. А вот вдуматься, какой вред нам от этих барж? Да никакого. Никакой боевой опасности эти корабли не представляли. И главное, разведка каждый день летает, и каждый день их ровно двадцать одна. И ежедневно нас в эту мясорубку. Теперь понимаю, что немцы таким образом нашу морскую бомбардировочную авиацию просто «перемалывали». Пока до нашего командования это дошло, мы многих потеряли.

Да, дури было много. Но ничего, научились и с ней бороться. Много чему в войну пришлось научиться.

– И все-таки Пе-2 хороший бомбардировщик или нет?

– Очень хороший.

Ты пойми, рассматривать тактико-технические характеристики по отдельности – это только зря время терять. Надо рассматривать насколько все имеющиеся характеристики сочетаются. Ведь бывает как – машина скоростная, но неманевренная. И толку от этой скорости? Или несет большую бомбовую нагрузку, но малоскоростная. Ну и какой толк от этой нагрузки, если ее до цели «не донести»?